— Точно, давайте! Здесь шумно, и курят, Маринке в её положении вредно, — добавил Антон.
— Я не против, — сказал я.
Мы распрощались с присутствующими, никто особо на нас не обратил внимания, только соседи по столу пожелали счастья, и мы потихоньку пошли на выход. Нас догнала женщина, которая встречала, когда мы явились сюда с приятелем. Сейчас она была абсолютно голой, но всё так же любезно улыбалась.
— Ну как, — понравилось у нас? – поинтересовалась она.
— Да, — честно ответил я. – Необычно, конечно, но всё было здорово. Я себя снова молодым почувствовал.
— Приходите ещё, — сказала она.
Мы впятером вышли на крыльцо, вдохнули свежий вечерний воздух.
— Ёлы-палы, как до дому добираться-то будем? Я ж сюда с приятелем на его машине приехал, вон, видите, она стоит возле ворот, — сказал я.
— Ничего, если поторопимся, ещё успеем, общественный транспорт до одиннадцати ходит, — сказал Борька.
Мы двинулись по улице.
— Ой, подождите, — мне нужно!.. – вдруг сказала Маринка и отбежала к забору.
Мы остановились. В сумерках слышно было, как трещат кусты у забора. Потом зажурчало. Я представил, как там моя дочка писает, и почувствовал, что у меня слегка встал в штанах.
Маринка вышла из темноты на дорогу, и мы пошли дальше. Мы спешили, поэтому по дороге разговаривали мало.
Когда мы пришли ко мне домой, Марина сразу же направилась к холодильнику.
— Так я и знала! – воскликнула она. – Типичный набор холостяка: яйца, сыр, и ничего больше. Антон, сбегай-ка, здесь рядом круглосуточный магазин есть. Надо стол накрыть как следует, днюха же всё-таки у бати!
Вместе с Антоном увязался и Борька. Жена и дочка стали вытаскивать и расставлять на столе посуду.
— Ну что, будете теперь снова с мамой вместе жить? – спросила Марина.
— Если он согласится, так я не возражаю, — глядя на меня, сказала Людмила.
— Погодите, это такое дело, пока не выпьешь, не разберёшься, — уклончиво ответил я.
— Ладно, посмотрим. Ещё не вечер, — улыбнулась дочь.
Вскоре вернулись Борька с Маринкиным мужем. Видно, Людмила с Маринкой хорошо их деньгами снабдили – парни притащили полные сумки продуктов, и начали всё выкладывать на стол.
— Ну уж икру-то красную можно было бы и не покупать, дорого, — заметил я, беря и вертя в руках баночку.
— Ничего, на день рожденья можно! К тому же она полезна для потенции. Я помню, когда я хотела, чтоб Борька меня поактивнее трахал, я его блинчиками с мясом подкармливала, и красной икрой, — сказала Людмила.
— Тёть Люда!.. Вы что такое говорите?! – краснея, произнёс Антон.
— А что? – невозмутимо ответствовала моя Люда.
— Вы?..
— Я!
— С Борисом?!
— Он же ваш сын!
— Ну и что, зятёк ты мой дорогой? Что тут такого?
— Ну и ну… — покачал головой Маринкин муж.
— Да, Антоша, — вот такие они развратники, — вздохнул я.
— Во даёте… Я, конечно, видел в клубе не раз, как мать с сыном, но это там, а чтобы среди моих родственников такое… Если честно, то я и сам хотел бы с моей мамой поебаться… — пробормотал Антон.
— А ты с ней ни разу не пробовал? – спросила Людмила.
— Да что вы! Вы о чём говорите! Вы будто мою маму не знаете! – воскликнул Антон.
Я сразу вспомнил его мамашу – стройная, в отличии от Людмилы, но тоже с большими сиськами, очень строгих правил дама, с сединой на висках и в очках. Она занимала ответственный пост в одном учреждении и, по моему, ненавидела мужчин. Разведясь с отцом Антона ещё в молодости, она так и не вышла замуж вторично.
— Она, конечно, женщина серьёзная, но всё-таки женщина. Значит, ей тоже иногда хочется. Ты вот думаешь, что твоя мать о сексе и не думает, а она, может, каждый вечер себе резиновый хрен в манду суёт, — заметила Люда.
— Не возбуждайте меня такими разговорами, тётя Люда! А то у меня уже встаёт. Щас не выдержу и побегу к матери, чтоб посмотреть, как она суёт в манду… а может, и трахнуть, — усмехнулся Антон.
— Что, — уже готов мне изменить с мамочкой?! – притворно-сердито воскликнула Марина.
— Мы это обсудим. Может, и устроим тебе еблю с мамой, раз ты так хочешь, — сказала Людмила.
— Очень хочу! – загорелся Антон. – Вашему Борису повезло с вами. А я ещё пацаном часто дрочил, представляя, что мамину пизду сверлю, — сказал Антон.
— А я почти не дрочил, незачем было – мне мама дала, когда я ещё в школе учился, — вставил мой сын.
— Ого, как давно! А я и не догадывался. А ну-ка расскажите-ка мне, как у вас всё началось, — попросил я.
— Погодите, давайте за стол сядем, наговориться ещё успеем, — прервала нас Марина.
Мы уселись за стол, стали есть и пить.
— Ну, теперь рассказывайте, — напомнил я сыну с женой.
— Ты про что? А, про нас… — сообразила жена. – Это началось, когда Борису семнадцать лет было.
— О-ё-ёй! – воскликнул я. – Так это, значит, ты мне с ним изменяла ещё за несколько лет до того, как я заподозрил, что у тебя любовник появился! Ну вы и конспираторы…
— Я тогда в баню пошла, начала мыться. А у нас же там, помнишь, окно закрашено белой краской, но не до самого верха, полоска незакрашенная сантиметров пять шириной есть.
— Ага! – кивнул я.
— Ну вот, я, значит, стояла к окну спиной, а потом обернулась, и мне показалось, что в этой полоске незакрашенной что-то мелькнуло. Я подумала – показалось, и дальше моюсь. А потом слышу какой-то глухой шум за окном. Я бросилась к окну, смотрю в эту полоску, и вижу – Борька чё-то корячится, с земли поднимается…
— Это я чурбак подставил, а потом оступился и упал с него, — улыбаясь, сказал Борька. – И ногу подвернул. Если бы не это, ты бы и не заметила меня, я бы успел спрятаться за угол бани, — добавил он.
— Ну вот, — продолжала Людмила, — я и поняла, что сынок подсматривает за мной. Ладно, думаю, не беда. А в другой раз мы все вместе на пруду купались, — ты, может, помнишь? Ты на берегу пиво пил, а я с Борькой и Мариной плескалась в воде. И вот мы незаметно добарахтались до места, где дно резко на склон шло, на глубину. И Борька по илу соскользнул ногой, и сразу под воду. А я испугалась и, чтоб удержать, машинально обхватила его колено под водой своими ногами…
— Ага, так, что моё колено оказалось у тебя между ног, — со смехом сказал Борька.
— Да, и тут то ли нервный стресс подействовал, то ли Борькина коленка мне на клитор через купальник как-то нажала, — но, короче, я чувствую, что у меня состояние предоргазменное…
— А я заметил – у тебя тогда глаза слегка закатились и помутнели, и плечи стали подёргиваться. И улыбка такая глупая, — сказал Борька.
— А потом вечером того же дня я застала Борьку в деревянном туалете, он там мастурбировал, рассматривая игральную карту с тёмной стёртой фотографией голой девки. И не закрылся на крючок, балбес! – Людмила шутливо легонько шлёпнула сына ладонью по голове.
— И хорошо, что не закрылся, — улыбнулся Борька.
— И что дальше было? – блестя глазами, спросил Антон. Он, поняв, что в нашем семействе нечего стесняться, приспустил брюки, вынул член и разминал его, слушая откровения сына и Людмилы.
— Я как увидела Борьку, как он пыхтит, старательно дёргая себя за пыпыску, да как вспомнила своё состояние, когда удерживала его в пруду, так вдруг возбудилась…
— И что?
— Мама быстро оглянулась, потеснив меня, зашла в туалет и закрыла дверь на крючок, — ответил Борька. – И всё так быстро, я даже ничего сообразить не успел.
— А потом я взяла Борькин член и сама стала его дрочить. Он сначала попытался вырваться, но я не пустила. А потом ему понравилось, и он стоял смирно. А я задрала подол платья, сняла до колен свои трусы, и стала и себя натирать, одновременно ему дроча.
— Да, клёво было! – воскликнул Борька. – Только представьте себе – я упёрся ладонями в стенку, а лето же, дерево тёплое, кругом тишина, только слышно, как за стенкой шмель гудит. Туалетом пахнет, мама сопит мне в ухо и дрочит мне так приятно, и сама пизду свою теребит. Только плохо, что тесно, я толком её пизду рассмотреть не мог, как ни выворачивал голову.
— Зато потом ты на мою пизду каждый день смотрел! – засмеялась Людмила.
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)